сеульские веяния

[somewhere-in-the-garden]

Название: Осень в летний день
Автор:  ~dark_rose_for_elven_king~
Пейринг: Ухён/Сонджон, упоминается Сонгю/Ухён
Рейтинг: пиджи-13
Жанр: мм..ангст?оО
Размер: фиклетодраббл

...

Улицы Сеула пахнут недавно прошедшим дождём, горьковато-сладковато – пряностями, неожиданно и маняще-тоскливо – морем. Ухён глотает уже давно остывший американо из пластикового стаканчика и думает, что дождь – это хорошо. Дождь разогнал домой большую часть людей, и можно не прятаться за глупыми в пасмурное время солнечными очками, дужки которых отчего-то больно давят за ушами. Ещё, конечно, давит в висках, но это просто стоило бы больше спать – невозможно, конечно. Промоушн – такое время, когда не спит никто, а такие идиоты, как Ухён, ещё и тратят неожиданно полученные свободные часы не на сон, а на грустный, почти осенний вымокший город и горький кофе.
Ухён скучает –на волне хандры и меланхолии всякий раз скучает по временам, когда при взгляде на него у прохожих не мелькала в глазах тень узнавания. Сонгю не раз говорил ему, что его настроение слишком переменчиво, а вместе с настроением почему-то меняется и сам Ухён, превращается в другого человека, не имеющего ничего общего с нагловатым балагуром Намстаром. Скорее всего, лидер прав, потому что сейчас на октябрь посреди августа рассеянно смотрит вовсе не тот, кто с пару часов назад с хохотом ерошил волосы Сонёля.
Этот октябрь растревожил его, разрушил всё, смешав все мысли и разбудив те чувства, которые не вели ни к чему, кроме хаоса и исчезновения в тумане, влажном и густом. Его, Ухёна, исчезновения – и кем тогда станет тот, кто проснётся без прошлого, со стёртым будущим, посреди тумана?
Ухён вертит на две трети пустой стаканчик в пальцах, чувствуя ими почти уже ушедшее тепло, и думает о том, что в их танце в этот камбэк слишком много резких движений и прямых линий. Он знает того, кому гораздо больше пошли бы более плавные и мягкие переходы. Он… не знает его ни черта.
В этой мысли – о незнании, полнейшем непонимании, предельной отдалённости – столько тоски, что Ухён капитулирует, старается не думать ни о чём вовсе; он запросто продал бы не душу, так тело сейчас только за то, чтобы повернуть время вспять. Чтобы иметь возможность, как и прежде, просто подтрунивать над макнэ вместе с Сонгю, пользуясь тем, что младший, несмотря на всё своё своеволие, ничего не может сделать в ответ. Теперь это кажется Ухёну ребячеством, но проблема ведь не в этом, верно?
В том ведь, что теперь он обхватывает мелкого сзади не для того, чтобы попытаться лишить равновесия, а просто чтобы ощутить его тепло, так близко, так рядом; что их игры и перебранки давно уже перестали иметь целью подколоть, уязвить, ранить; что, на самом деле, Ухёну больше всего хочется – защищать.
И самое плохое, что чувствует это не Сонджон, нет, чувствует это Сонгю. И Ухён видит, как лидер становится придирчивее, заносчивее с макнэ, Ухён чувствует, как меняется отношение к нему самому. Сонгю раньше – всегда свой, всегда в настроение, всегда мягкий к нему и, при этом, словно каменная стена, за которой не страшно. Сонгю теперь – требовательный собственник, объятия которого на камеру – почти душат, занятия с которым любовью вне камер – жёсткое утверждение прав. Он по-прежнему каменная стена, кладка которой нерушима, только она больше не защищает, она – темница, колодец диаметром в метр, в который Ухён имел неосторожность упасть. Ухён пытается сделать вид, что всё в порядке и по-прежнему, только, кажется, пытается он один.
Может, стоило бы просто выкинуть все мысли о Сонджоне вон из головы, стать нарочито холоднее, намеренно сволочью, ещё хуже, чем был с ним когда-то; тогда макнэ его возненавидит, а ещё скорее – поймёт и сделает верный ход. Верный ход – шаг назад, дальше от их внезапных улыбок друг другу, внезапных фраз, сказанных хором, внезапных ночных разговоров за чаем и совсем внезапно переплетённых рук.
Может, и стоило бы – но только Ухён не хочет, так не хочет, что сбегает из-под тяжёлого взгляда Сонгю в мокрую летнюю осень и ждёт того, чего не может быть, того, кто не может прийти.
И он не верит сразу своему счастью, когда слышит тот самый, слишком необычный для мальчика голос, зовущий его по имени. Но не верить становится сложно, когда, обернувшись, Ухён видит владельца голоса – ясно и чётко, и это вовсе не слуховая галлюцинация. Сонджон отряхивает голову от капель воды и садится рядом с Ухёном на низенький обитый кожей диванчик. Предельно рядом – прижимаясь своим бедром к бедру хёна.
- Почему ты пришёл? – произносит Ухён.
- Что же мы делаем? – спрашивает Ухён.
- Это всё эта осень, - шепчет Ухён и целует длинные мокрые от дождя пальцы макнэ, прижимается к ним губами, как к последнему средству от отчаянья, закрывает глаза, а Сонджон нежно и успокаивающе целует его в висок, гладит по голове – и боль уходит.